Назавтра мы с Веркой отправились, как и было договорено, в сердце столицы. Там собралась туча народу с красными знаменами. На случай сердечных приступов дежурила скорая. На случай голода – киоски с хот-догами. В чем же дело? Неужели все мои догадки – пустая игра воображения? Мы с Веркой проторчав на митинге до конца, намерзлись и наслушались бредней. Я, решительно взяв Верку под руку, пообещала ей и себе, что больше никогда не стану прислушиваться ни к каким знакам. И вообще, оставлю эту затею с Защитницей. Пойду лучше к психиатру. Верка сочувственно помотала головой и посоветовала не рассказывать психиатру про взрывающихся карликов. Я собралась стукнуть ее сумкой, но тут заметила столпотворение у Охотного ряда. Митингующие уже разошлись, а у фонтанов суетился народ. Для начала рабочего дня это было необычно. Мы подошли поближе. Зеваки наблюдали за охотой на бродячего тузика. Рыжая шерсть клочьями, одного уха нет, без хвоста. Голова – слишком большая для тщедушного тела. Животное рычало и не подпускало к себе. Рядом метался собачник с петлей. Собака так ловко уворачивалась, что народ хохотал и аплодировал. Из толпы то и дело раздавались выкрики: «Давай-давай!», «Ай, молодца!», «Справа заходи, справа!». Мне стало жаль пса. Я потянула Верку за рукав, извлекая из сборища любопытных. И вдруг прямо над моим ухом раздался детский голос:
— Неужели ее никто не спасет?
Я обернулась. На плечах у папы сидел малыш со слезами на глазах .
Я вздрогнула и отпустив Верку, кинулась прямо в гущу событий.
— Эй! Вы! – обратилась я к мужику с петлей, — оставьте собаку в покое!
Толпа возмущенно — сочувственно загудела.
— Шли бы вы дамочка! – процедил сквозь зубы живодер, — работать мешаете!
— Оставьте! – повторила я, — это мой пес!
— Ваш?
— Мой! Он потерялся неделю назад, я его везде искала! Иди сюда, мой хороший! Джульбарс! – сказала я собаке без особой надежды на отзыв.
Но пес, глянув на меня, как мне показалось с насмешкой, подошел и лег у ног.
— Тьфу ты! – сплюнул мужик, — столько канители понапрасну. Забирайте своего Джульбарса! Ошейники надо носить! – добавил он себе под нос, неясно кого имея в виду — пораспускались! Травить таких надо!
Толпа рассосалась. Осталась Верка с вытаращенными глазами. Я не понимала, зачем я это сделала. И что теперь будет. Бросить собаку мне не позволит совесть, а брать ее в дом… От этой мысли зашевелились волосы. Мы отвезли пса в ветеринарную клинику. К нашему удивлению, животное оказалось совершенно здоровым, хотя и потрепанным. И – делать нечего — прописалось в моей квартире. Назвали пса Ключиком. Во-первых, потому что он и вправду, напоминал ключ – тонкое тело с большой головой. А во-вторых, Верка сказала, что это символично. Ключик к моей миссии. Ведь стало ясно, что на Красной площади я оказалась именно ради его спасения.
Песик оказался, мягко говоря, необычным. Как только мы с ним вошли в дом, я строго сказала:
— Ключик, вот тут будет твое место. Возле двери. Понял?
— Понял, — ответил пес хрипло, — только место я себе выберу сам. Не для того меня послали, чтоб я истеричных дамочек слушал.
Как вы понимаете, наступила пауза. Долгая и мучительная. Я привалилась к стене и быстро-быстро перебирала в уме развитие событий. Все, что произошло со мной в Индии, не имело никаких доказательств, кроме алмазов. Зато очень смахивало на шизофрению. Причем прогрессирующую. Зачем я притащила в дом бродячего пса? Почему мне кажется, что он со мной говорит? Может, я действительно больна?
— Ну что замолчала? – поинтересовался Ключик, — не можешь переварить как это – псина и говорит? Вот все вы, дамочки, такие! Нету у вас мозгов!
— Ты говоришь? – спросила я, вздрагивая от мысли, что говорю с собакой.
— Молчание — это единственное золото, которое не любят женщины, – рявкнул пес, — ты должна быть довольна, что я говорящий!
— Но…
— Собаки не говорят! Правильно! О чем с вами разговаривать-то? Только и знаете «ко мне», «апорт», «сидеть»! Ну ладно, – сжалился Ключик, глядя на мои трясущиеся руки, — не все собаки говорят, — можно сказать, я такой один. Докторская колбаса есть? – и он деловито направился на кухню, помахивая обрывком хвоста, — да и потом помыться бы мне!
День прошел в размышлениях.
Верке я про Ключика не рассказала. Она и так преодолевала себя, держа в тайне мои способности и приключения. Для болтушки Верки это было подвигом. Я жертву оценила и решила не искушать подругу говорящей собакой. Перед глазами возникли кадры из «Собачьего сердца»: «Сабачку гаваряшшу пришла пасматреть…» Я живо представила очередь любопытных у подъезда. И решила не рисковать. Скажи я Верке про Ключика, она могла бы не удержаться. Одно дело, когда болтовня может грозить подруге психушкой – тут Верка все отлично понимала и молчала, как рыба. Другое дело – чудо-животное. Не похвастаться таким может разве что немой. К тому же, Ключик не только говорил, он еще и пел. Слух у него был, конечно, собачий, и голос громкий, но только к музыке это имело мало отношения… И мне приходилось терпеть целыми вечерами завывания собачьих баллад.
С появлением Ключика галлюцинации и сны прекратились. Только однажды приснился Киара и сказал, что собака – ключ. А то я не знала! Расспросы пса ни к чему не привели. Он не отрицал, что послан ко мне нарочно. Но наотрез отказывался говорить о миссии.
Со временем я привыкла и к тому, что пес говорит, и к тому, что он ест исключительно докторскую колбасу, и даже к тому, что он грубит на каждом шагу. Можно даже сказать, что мы с Ключиком подружились. Он стал моим верным спутником. Он не желал оставаться дома один и ездил со мной на работу. Правда, мы договорились, что он помолчит. Ключик на людях был обычной собакой, хотя и немного нахальной. В офисе его любили и баловали. Через месяц он отъелся, шерсть заблестела, залоснилась. В общем, как сказала Верка, превратился из простого Ключика в золотого.
Впрочем, в конторе Ключик понравился не всем. Отец и сын Верники шарахались от моей собачки, как от чумы. Надо отдать Ключику должное – он их тоже не жаловал и не упускал возможности напакостить. Он грыз их зонтики и портфели, воровал со стола документы и даже мочился на угол стола. При этом он так уморительно изображал тупую, ничего не понимающую животинку, что я должна была отдать должное его актерским способностям. На все вопросы за что он ненавидит Верников, Ключик отвечал одно и тоже:
— Не люблю жрецов.
На вопросы о жрецах я всегда слышала одно и то же: «все равно не поймешь». Я ужасно злилась и орала, в то же время понимая, как глупо выгляжу, ссорясь с собакой. Впрочем, очень скоро все выяснилось. До меня постепенно начинало доходить, что все, происходящее — неслучайно. Неслучайными были и Верники.